Я здесь, линкор. Прими мою любовь.
Остались стейдждор и "Абигель", но пока хочется просто засорить ближним френдленту. Рассказывать я это вряд ли стану, а в себе держать не хочу.
Подлежит проматыванию.
Путевой отчет, в процессе написания которого автора заносило не в ту степь
Вообще говоря, приехал я в Венгрию в таком состоянии души, в котором за хлебом-то идти неприлично. Несколько нервных дней, бессонная ночь и выход из дома в пять утра душевному покою также не способствовали.
В половину одиннадцатого я долетел до места назначения. Увиденные сквозь иллюминатор деревья с листьями меня изрядно озадачили и заставили подумать, что, возможно, все еще не совсем так уж плохо. Я разжился форинтами в банкомате в аэропорту и пошел искать транспорт до города. К счастью, Ферихедь - не Шереметьево, поэтому стойка малевских шаттлов обнаружилась достаточно быстро. Дорога до гостиницы и обратно у меня была оплачена еще из дома, поэтому мне просто дали билетик и велели ждать. Ждать пришлось недолго, вскоре появился хмурого вида водитель и мы поехали в город. Предместья Будапешта выглядят очень знакомо. Буквально все: и многоэтажки, и промзоны носят на себе несомненный отпечаток советского влияния. Только одна неоготическая церковь выдавала, что мы все-таки не в Петербурге. Затем начались дома конца XIX - начала XX века. Было невооруженным глазом видно, что в то время город Б. переживал расцвет, подобного которому ему с тех пор достичь не удалось. Все эти поразительно красивые здания находятся не в лучшем состоянии. Нет, я понимаю, что смывать с фасадов копоть от сотен тысяч машин - не хватит никаких денег, тем более, что она тут же будет возвращаться, но так город выглядит... Когда-то матушка мне рассказывала, что видела в детстве жену белого офицера. Муж бежал в Константинополь, а ее то ли не смог с собой взять, то ли она сама не поверила в то, что это надолго, но доживала свои дни она в советском Оренбурге в полной нищете. У нее была идеально прямая спина, ясный и прямой взгляд и штопанные-перештопанные кружевные перчатки. До конца дней она называла себя женой своего женившегося в Париже на другой мужа и ждала его возвращения. У нее были пыльные вечерние платья и шляпы с потрепанными страусиными перьями, но она не была сумасшедшей. Просто она не смирилась, отказавшись покидать свое время. Для этого иногда тоже нужна сила. Лицо этой женщины, которое я никогда не видел, но которое, по словам моей матери сохранило отпечаток былой красоты до самого конца, стало для меня одним из лиц Будапешта. Лицо покинутой в другом времени, в другом мире женщины, которая из гордости отказалась его покидать. Или лицо красавицы, которая умерла, но не смирилась с этим и продолжает призраком ходить по своему дому. Иногда для этого тоже нужна сила. Будапешт, который я увидел в первый день под копотью своих фасадов ждал. Не знаю, чего. Или возвращения империи и своей красавицы-императрицы, или повода вновь за что-то или против чего-то бороться и умереть. Ждал, без надежды.
Итак, я заселился в свою гостиницу со внутренним двориком, заросшим пыльным плющом, и попытался превратиться в жизнерадостного туриста.
Первым делом, естественно. надо было найти театр. Несмотря на все мои опасения, он был на месте, что позволяло надеяться на то, что в мире действительно есть волшебство. Убедившись в том, что приехал не зря, я пошел вниз по Андраши, рассматривая окружающий мир и, в первую очередь, людей. Будапештская толпа показалась мне похожей на российскую. На петербургскую, пожалуй: для Москвы маловато позолоты, а для провинции многовато вкуса. И, скажем так, это самые неулыбающиеся иностранцы, которых я когда-либо видел. Вообще очень мрачная толпа. Впрочем, очевидно было, что люди не улыбаются не из-за расовой ненависти к улыбке, как на большей территории России, и не из молчаливой злобности, направленной против всех и против существования. А вот просто - не надо пока вот и не улыбаются, будет повод, тогда посмотрим. Вообще, приятная толпа, которая при всей своей немногочисленности предпочитает благожелательно игнорировать чужие дела. Я только один раз видел, чтобы венгры на кого-то оглядывались и в этот момент было очень стыдно за наших туристов.
За разглядыванием людей я чуть не проглядел базилику св. Иштвана. Но вовремя остановился и решил, что все-таки стоило бы зайти внутрь. Внутри было хорошо и спокойно, несмотря на роскошь убранства, пахло деревом и воском. Стало несколько легче, и, когда я все-таки решил покинуть Базилику, то шел к Дунаю с куда меньшим желанием утопиться.
Дунай, впрочем, располагал. Я долго шел вдоль него по краю набережной и смотрел на Королевский Замок и церкви Будайской стороны. Все это было красиво, мрачно, и определенно тосковало о чем-то, что давно прошло.
Забавно, набережные Петербурга тоже наводят на мысль о холодной воде и быстром течении, но причины этого совершенно разные. Петербург давит снаружи, запрещая быть человеком. Будапешт заставляет проснуться что-то внутри, какую-то невыразимую тоску по утраченному или никогда-не-бывшему, которая лежит угольком в грудной клетке и, если не дать пламени выплеснуться, в конце концов прожжет ее.
До Парламента я почему-то не дошел. Метров за двести, как выяснилось потом, мне захотелось развернуться и пойти в другую сторону. Так я и шел до моста Эржибет и дальше в тщетной мечте перейти дорогу. Вторую половину дороги меня терзала мысль о том, почему же я, умница, шарф и перчатки оставил в гостинице, если любой нормальный человек знает, что "большая река" означает "холодный ветер".
Нечеловечески хотелось кофе. Впрочем, взаимодействовать с кем-либо, в том числе и с местным населением, не хотелось еще более нечеловечески. Не знаю, почему. Люди показались мне мрачноватыми, но приятными, город показался куда менее демонстративным, чем любой российский. Вероятно, беда была в смутном знании языка и еще меньшем - местных реалий. Мне было совершенно непонятно, где я окажусь на своем месте.
Поэтому, после долгих страданий я решил добывать кофе в "Комедиаше". Выгонят, так хоть буду знать, что там внутри.
Не выгнали. И это стало логическим окончанием моего первого дня в Будапеште. Потому что дальше было волшебство, которое началось прямо за его дверью.
Подлежит проматыванию.
Путевой отчет, в процессе написания которого автора заносило не в ту степь
Вообще говоря, приехал я в Венгрию в таком состоянии души, в котором за хлебом-то идти неприлично. Несколько нервных дней, бессонная ночь и выход из дома в пять утра душевному покою также не способствовали.
В половину одиннадцатого я долетел до места назначения. Увиденные сквозь иллюминатор деревья с листьями меня изрядно озадачили и заставили подумать, что, возможно, все еще не совсем так уж плохо. Я разжился форинтами в банкомате в аэропорту и пошел искать транспорт до города. К счастью, Ферихедь - не Шереметьево, поэтому стойка малевских шаттлов обнаружилась достаточно быстро. Дорога до гостиницы и обратно у меня была оплачена еще из дома, поэтому мне просто дали билетик и велели ждать. Ждать пришлось недолго, вскоре появился хмурого вида водитель и мы поехали в город. Предместья Будапешта выглядят очень знакомо. Буквально все: и многоэтажки, и промзоны носят на себе несомненный отпечаток советского влияния. Только одна неоготическая церковь выдавала, что мы все-таки не в Петербурге. Затем начались дома конца XIX - начала XX века. Было невооруженным глазом видно, что в то время город Б. переживал расцвет, подобного которому ему с тех пор достичь не удалось. Все эти поразительно красивые здания находятся не в лучшем состоянии. Нет, я понимаю, что смывать с фасадов копоть от сотен тысяч машин - не хватит никаких денег, тем более, что она тут же будет возвращаться, но так город выглядит... Когда-то матушка мне рассказывала, что видела в детстве жену белого офицера. Муж бежал в Константинополь, а ее то ли не смог с собой взять, то ли она сама не поверила в то, что это надолго, но доживала свои дни она в советском Оренбурге в полной нищете. У нее была идеально прямая спина, ясный и прямой взгляд и штопанные-перештопанные кружевные перчатки. До конца дней она называла себя женой своего женившегося в Париже на другой мужа и ждала его возвращения. У нее были пыльные вечерние платья и шляпы с потрепанными страусиными перьями, но она не была сумасшедшей. Просто она не смирилась, отказавшись покидать свое время. Для этого иногда тоже нужна сила. Лицо этой женщины, которое я никогда не видел, но которое, по словам моей матери сохранило отпечаток былой красоты до самого конца, стало для меня одним из лиц Будапешта. Лицо покинутой в другом времени, в другом мире женщины, которая из гордости отказалась его покидать. Или лицо красавицы, которая умерла, но не смирилась с этим и продолжает призраком ходить по своему дому. Иногда для этого тоже нужна сила. Будапешт, который я увидел в первый день под копотью своих фасадов ждал. Не знаю, чего. Или возвращения империи и своей красавицы-императрицы, или повода вновь за что-то или против чего-то бороться и умереть. Ждал, без надежды.
Итак, я заселился в свою гостиницу со внутренним двориком, заросшим пыльным плющом, и попытался превратиться в жизнерадостного туриста.
Первым делом, естественно. надо было найти театр. Несмотря на все мои опасения, он был на месте, что позволяло надеяться на то, что в мире действительно есть волшебство. Убедившись в том, что приехал не зря, я пошел вниз по Андраши, рассматривая окружающий мир и, в первую очередь, людей. Будапештская толпа показалась мне похожей на российскую. На петербургскую, пожалуй: для Москвы маловато позолоты, а для провинции многовато вкуса. И, скажем так, это самые неулыбающиеся иностранцы, которых я когда-либо видел. Вообще очень мрачная толпа. Впрочем, очевидно было, что люди не улыбаются не из-за расовой ненависти к улыбке, как на большей территории России, и не из молчаливой злобности, направленной против всех и против существования. А вот просто - не надо пока вот и не улыбаются, будет повод, тогда посмотрим. Вообще, приятная толпа, которая при всей своей немногочисленности предпочитает благожелательно игнорировать чужие дела. Я только один раз видел, чтобы венгры на кого-то оглядывались и в этот момент было очень стыдно за наших туристов.
За разглядыванием людей я чуть не проглядел базилику св. Иштвана. Но вовремя остановился и решил, что все-таки стоило бы зайти внутрь. Внутри было хорошо и спокойно, несмотря на роскошь убранства, пахло деревом и воском. Стало несколько легче, и, когда я все-таки решил покинуть Базилику, то шел к Дунаю с куда меньшим желанием утопиться.
Дунай, впрочем, располагал. Я долго шел вдоль него по краю набережной и смотрел на Королевский Замок и церкви Будайской стороны. Все это было красиво, мрачно, и определенно тосковало о чем-то, что давно прошло.
Забавно, набережные Петербурга тоже наводят на мысль о холодной воде и быстром течении, но причины этого совершенно разные. Петербург давит снаружи, запрещая быть человеком. Будапешт заставляет проснуться что-то внутри, какую-то невыразимую тоску по утраченному или никогда-не-бывшему, которая лежит угольком в грудной клетке и, если не дать пламени выплеснуться, в конце концов прожжет ее.
До Парламента я почему-то не дошел. Метров за двести, как выяснилось потом, мне захотелось развернуться и пойти в другую сторону. Так я и шел до моста Эржибет и дальше в тщетной мечте перейти дорогу. Вторую половину дороги меня терзала мысль о том, почему же я, умница, шарф и перчатки оставил в гостинице, если любой нормальный человек знает, что "большая река" означает "холодный ветер".
Нечеловечески хотелось кофе. Впрочем, взаимодействовать с кем-либо, в том числе и с местным населением, не хотелось еще более нечеловечески. Не знаю, почему. Люди показались мне мрачноватыми, но приятными, город показался куда менее демонстративным, чем любой российский. Вероятно, беда была в смутном знании языка и еще меньшем - местных реалий. Мне было совершенно непонятно, где я окажусь на своем месте.
Поэтому, после долгих страданий я решил добывать кофе в "Комедиаше". Выгонят, так хоть буду знать, что там внутри.
Не выгнали. И это стало логическим окончанием моего первого дня в Будапеште. Потому что дальше было волшебство, которое началось прямо за его дверью.
@темы: Из жизни рептилий, Записки человека-швабры, Rastlose Jahre
-
-
06.12.2010 в 02:47Я никогда не видела Будапешт летом, но даже зимой он для меня позитивен. Да, люди мрачные ходят, но уж не мрачнее, чем в Москве. Но все равно чувствуется, что ты в Европе.
А в Комедиаше, кстати, хороший кофе! И кухня
-
-
06.12.2010 в 03:21-
-
06.12.2010 в 08:26А в Комедиаше, кстати, хороший кофе!
Да) Кухню, я тоже местами оценил, но как-то в отпуске мне обыяно не до еды)
Cori, The sunset roses in the moonlight, не очень понял аналогию.
-
-
06.12.2010 в 08:43-
-
06.12.2010 в 21:58-
-
06.12.2010 в 22:04-
-
06.12.2010 в 22:06больше всего было стыдно не за наших, а за американских. Они были жуть какие шумные и невоспитанные что ли.
Нет, в этот раз американцев было мало и сплошь интеллигентные.
А русских в Будапеште я встретил один раз и мне хватило. Окружающим, я думаю тоже. В одиннадцать утра, в двенадцать градусов, группа русских дам бальзаковского возраста в норковых шубах, вечернем макияже и половине Алмазного Фонда РФ совершала рейд по бутикам на Андраши, громко обмениваясь репликами насчет "тупых венгров".
-
-
06.12.2010 в 22:39Ну, видимо, мне так "повезло", Я несколько раз ездила в метро с американцами, которые громко матерились (по-английски) и чуть ли не висели на периллах как обезьяны. Причем, все были белыми. А наши дамы в брилльянтах - это, наверное, забавно.
-
-
07.12.2010 в 10:22А наши дамы в брилльянтах - это, наверное, забавно.
Да, проходившим венграм было откровенно весело.