или Архиепископ и Алкоголь.
Все мое начальство и прочих покровителей мужского пола объединяет одна черта - все они любят со мной пить. Я взаимностью не отвечаю. Во-первых пить в компании людей, которым я не могу полностью доверять, я с восемнадцати лет органически не способен. Во-вторых, субординация ж. В-третьих, в этих случаях я от стадии "черт, куда бы это вылить, пока он не видит, черт, некуда, ну ладно, хоть не семьдесят второй портвейн, да, это действительно хороший коньяк, Икс Игрекович" сразу перехожу к стадии мигрени и мушек перед глазами, пропуская остановки приятной расслабленности и опьянения.
И вот каждый раз одно и то же: сижу я, как дурак подавившийся аршином, делаю вид, что улыбаюсь, делаю вид, что получаю некое близящееся к неземному удовольствие от процесса и разговора, с тоскою гляжу на подокосевшее начальство, предающееся воспоминаниям и философии, и мучительно жду, что меня, наконец, отпустят. А когда меня, наконец отпускают, за меня принимается мигрень, которая, к несчастью, ни на воспоминания, ни на философию не разменивается.
Н.е.н.а.в.и.ж.у.
Пить я могу только в компании трех-четырех человек (не в смысле, одновременно, а трех-четырех из знакомых) или в клубе, где уровень всеобщей заинтересованности друг в друге, что можно просто остаться незамеченным. К тому же, в клубе опасность заметить и избежать ее гораздо проще, чем в компании. Или один. До того, как сесть на АД, красное вино я пил как энергетик, вприкуску с кофе, совершенно не пьянея. Теперь, к сожалению, пришлось перейти только на кофе.
Неспособность пить в компаниях пришла из моей жизни среди панков в возрасте восемнадцати лет, где твои приятели в любую минуту могли превратиться в маловменяемых врагов, или могло произойти что-то непредвиденное, что надо было кому-то решать, а мои беспечные товарищи вряд ли были на это способны.
Оторвите мне голову, кто-нибудь. Сам я вряд ли способен.